Максимы Сергея Максимишина

— Максимишин — он какой? Мелкий, лысый, бородатый. Живет в Питере. Фотограф. У него есть жена, два сына, две кошки и собака. Как вы переведете с русского языка на фотографический фразу «Максимишин мелкий?».

Текст: НАТАЛЬЯ УДАРЦЕВА; Фото: СЕРГЕЙ МАКСИМИШИН

Сергей Максимишин.

Фото: Татьяна Кузнецова

Сергей Максимишин энергично ведет занятие курса фотожурналистики. Тема занятия — фотоистория о человеке. Сергей «на себе» объясняет главные ее составляющие. Два раза в месяц Сергей приезжает в Москву, чтобы провести занятия со студентами курса фотоистории в Школе визуальных искусств. Шестой год подряд открытые показы работ студентов курса Сергея Максимишина становятся событием. В родном городе он преподавал в школе «ЦЕХ», сейчас учит студентов на фотофакультете имени Гальперина, декан которого Павел Михайлович Маркин в конце 90-х разглядел в менеджере российско-голландской компании фотографа мирового уровня.

График жизни Сергея жестко расписан: заказы от ведущих изданий и агентств PanosPictures и Focus, занятия на курсах фотожурналистики в Москве и Питере, лекции и мастер-классы от разных школ в разных городах и странах. Несмотря на занятость, он успевает быть активным в Facebook — у него более 12000 подписчиков и френдов, — откликаться и участвовать в значимых общественных событиях, быть в курсе новых тенденций, работать в жюри различных фотоконкурсов и фестивалей, следить за книжными новинками и вести обширную переписку. Иногда радует своих поклонников редкими выставками и пишет вторую книгу, которую все ждут с нетерпением (первая книга «Последняя империя. Двадцать лет спустя» выдержала три издания).

Не думаю, что Сергей легко согласится с утверждением, что он — яркое и заметное явление российской фотографии рубежа XX–XXI веков, но он реально стал гуру, наставником, образцом для подражания не одной сотне молодых фотографов России и вывел на орбиту мировой фотографии многих своих учеников. Среди них Татьяна Плотникова, Влад Сохин, Александра Деменкова, Алексей Бушов, Михаил Доможилов, Мария Плешкова, Марина Маковецкая, Алексей Мелия, Сергей Карпов и другие.

— Моя задача не просто научить людей снимать фотографии, а научить снимать в срок и на тему, — говорит он в начале своего курса.

Сергей не таит секретов: показывает студентам всю отснятую флешку и то, как он идет к нужному ему кадру. Он всегда или почти всегда знает, что ему нужно от съемки. Он готов выложить в сети информацию о себе, о любом кадре: какой камерой, в каком режиме снят, как договаривался, к кому обращался и что получилось. Он открыт к общению, полон иронии и самоиронии, остроумен и доброжелателен.

В этом году впервые за много лет он отметил свой день рождения — 29 октября — дома, вместе с семьей. Сергею исполнилось 50 лет, и поздравления шли нескончаемым потоком.

Мы не успели с ним поговорить «вживую», и, так как редакция настаивала на материале о Максимишине, мы пообщались по «Скайпу», я использовала свои диктофонные записи и записи Сергея на стене «Фейсбука».

Из Максимишина: «К круглой цифре я хотел доделать книжку. К юбилею я хотел сделать большую выставку учеников. Ничего не успел: с 25-го июля я не ночевал дома больше пяти дней подряд. Не успел — и фиг с ним. Если зовут, значит нужен. Успею еще на подведение итогов.»

За три недели до юбилея в «Фейсбуке»:

«Напишу здесь, чтоб отрезать пути к отступлению. Я, наконец, собрался с духом, извлек из пыльного ящика старенький сканер, кормивший меня долго-долго, из того же ящика извлек папку с негативами. Сделал я это для того, чтоб начать, наконец, работу над книжкой. Книжка пока мыслится вот какой: с Андреем Поликановым и Артемом Черновым мы два дня ползали по полу и из 500 предложенных мной картинок, с помощью шуток-прибауток-матюков-препирательств, более или менее демократическим путем выбрали 100 лучших фотографий Максимишина. Теперь моя задача — написать про то, как эти сто фотографий были сделаны, как были выбраны из, часто, множества вариантов, как были опубликованы, и что про них люди, в том числе и в FB, сказали. Ну, и еще чего-нибудь, если есть что сказать.

P. S. Артем снимал кино про то, как мы ползали по полу и, ругаясь, выбирали картинки. Местами мы ругались интересно.»

Острое ощущение счастья для него — это когда есть город, в котором он никогда не был. Он идет по дороге и не знает, куда она его приведет: «Я, наверно, путешествовать люблю больше, чем фотографировать. Для меня главное — путешествие, приключение, новые люди и впечатления». У многих создается мнение, подобное тому, что сложилось у Наташи Шараповой, его студентки:

«У меня складывается такое впечатление, что все люди живут своей скучной жизнью только ради того, чтобы в один день, увидев вас с фотоаппаратом, надеть все самое яркое, отбросить красивые тени и выстроиться в идеальные композиции. Как вы их находите — уму непостижимо!»

— Сережа, какие важные и, может быть, неожиданные события прошли за последние десять лет твоей жизни?

— Скорее за пятнадцать. Самое неожиданное то, что я стал фотографом. Если бы семнадцать лет назад кто-то мне сказал, что я буду фотографом, я бы ни за что в жизни не поверил. Я не был бизнесменом — я был менеджером, наемным сотрудником, вполне успешным наемным работником с хорошей зарплатой, хорошим костюмом, с красивой секретаршей Надькой, персональным водителем, офисом в центре. Я был вполне успешным, моя семья привыкла к определенному уровню комфорта. И вот так бросить все и уйти в босяки, как я ушел… Если бы не дефолт 98-го года, думаю, у меня бы не хватило сил. Когда случился дефолт, и доллар с утра стоил шесть рублей, а к вечеру 26, то нашему бизнесу поплохело. Когда мы думаем, что Господь нас наказывает, он нас направляет. Это был шанс, замечательный шанс, бросить все и уйти. Я подумал, что если сейчас не уйду, то так и буду сидеть в офисе до смерти, и мне нечего будет рассказывать внукам. Я бросил все и ушел. Это было первое важное событие.

Второе важное событие — это Чечня 2000-го года, где я встретил тех людей, которые были моими учителями. Это Юра Козырев прежде всего. Потом была встреча с тобой, и ты подсадила меня на журнальную фотографию, встреча с Марго Клингспорн, директором агентства Focus, которая мне помогла и сделала какие-то очень важные для меня вещи. Конечно, это же World Press Photo, выставка в Перпиньяне. Знаешь, жизнь так насыщенна, что под конец года я с трудом помню, что было в начале. Есть события, которые были недавно, есть события, которые были давно. Так вот, события начала года — они в категории «давно».

Мой график стал по-другому жестким. Если пять лет назад я очень много снимал, сейчас работы для журналов мало, и я большую часть времени отдаю образовательным делам. График достаточно жесткий иногда. Всю весну я просидел на попе, а потом как в конце июля уехал, так и ездил до конца ноября, бывая дома по нескольку дней.

— Что интересного было в этом году?

— Во-первых, мы выпустили две классных группы московских студентов, и питерская группа была чудесная. Была прекрасная поездка в Бразилию. Это был корпоративный заказ для Coca Cola, тем не менее очень интересный. Была интересная работа для «Штерна» о путинской России, плюс поездка со студентами в Индию. В Индии я был в одиннадцатый раз и бываю в ней каждый год.

— Что для тебя преподавание? И что для тебя Индия?

— У любого фотографа есть два основополагающих удовольствия: первое — показывать свои фотографии, второе — рассказывать другим людям, почему их карточки говно. В преподавании оба удовольствия сходятся, да еще и деньги за это платят (смеётся). Преподавать мне дико интересно. К тому же заказов становится меньше, свадьбы снимать я точно не буду, а семью кормить надо. Вообще-то это действие кармическое. Брахман в Индии обязан учить независимо от того, платят ему или не платят. Я знаю, что чем больше я дам, тем больше мне будет. При этом у меня нет никаких секретов. Хотя многие думают, что Максимишин, сука, самого главного все равно не расскажет. У меня нет ни одного секрета, я готов делиться всем, что у меня есть.

— Можешь рассказать какую-нибудь забавную байку о себе как преподавателе?

— Самая главная претензия ко мне: Максимишин плодит себе подобных. Этаких максимишиных-light. Но тот список учеников, который ты приводишь в этой публикации, — он лучший аргумент против этого. Байки ходят разные. Например, Пинхасов своим студентам рассказывает, что он, мол, добрый, а вот приедет Максимишин — и вам всем хана! Недавно перед мастер-классом организаторы просили, чтобы я не разрывал сразу на части студентов, а обращался с ними бережно. То есть у меня образ какого-то суперзлого преподавателя. Ну, ты же знаешь, что это не так?

— Ты бываешь разный. Бываешь строгий, бываешь добрый…

— Мне еще знаешь, что нравится в работе преподавателя? Когда из ничего, исключительно из твоей воли что-то получается. Не было ничего — и вдруг такое… Наверное, так бизнесмен радуется, когда он захотел построить мост — и вот он мост. Так и в преподавании. Ты берешь человека, и, благодаря твоей воле, он что-то делает, и что-то получается. Через слюни, слезы, матюки — вдруг получается то, чем человек может сам гордиться.

— Преподавание — это диктаторство или обмен?

— Скорее обмен и challenge — вызов. Особенно на выезде, когда у меня 15 не самых плохих фотографов бегают в полях, то я не могу себе позволить снять хуже. Это большой вызов. Знаешь, самый большой ужас для фотографа, особенно для фотографа с именем, — услышать: «Акела промахнулся». Этот вызов — мощный стимул каждой съемки. Очень тяжело бороться с собой. Как говорил недавно Гарик Пинхасов, если у тебя была такая съемка, которая имела успех, то совершенно подсознательно ты стремишься этот успех повторить. А это тупик. Но ты же не машина, ты не можешь к каждой съемке придумывать новый ход, и ты вынужден постоянно бороться со своими штампами. Любого уровня журнал я могу обеспечить, сыграв на классе. Но если прошел год и я не сделал ни одной картинки, которая бы мне самому казалась классной, новой, интересной, то год прошел зря. К сожалению, с каждым годом таких картинок становится все меньше. Но, возможно, потому что я меньше работаю, а может, потому, что я уже много снял и много сделал. Снять картинку, которая для меня была бы новой, не так просто.

— Ты ощущаешь себя великим фотографом, ярким явлением современности?

— Ну, смотри: то, что я ощущаю себя явлением, — да; то, что я великий, — нет. Время покажет. Но я думаю, что я снял три-четыре картинки, за которые мне не стыдно.

— Не утомляет, что тебя все время цитируют, твои лекции разносят по кусочкам?

— Мне это нравится… Что я только про себя не читал! Про пять шагов Максимишина — классная шутка была. Называют это «правилом Максимишина». Это очень прикольно. Я действительно сталкиваюсь с тем, что некоторые люди не чувствуют дистанцию, с которой надо снимать. И некоторым людям я говорю: «Перед тем, как нажать, сделай два шага вперед». Некоторые люди считают, что, если они снимают человека с расстояния трех метров, их меньше видно, чем с расстояния двух метров.

— Но откуда взялись пять шагов? Помню, на каком-то мастер-классе ты советовал — опять же, некоторым, — если у них на камере широкоугольный объектив, делать два шага вперед, и, если длиннофокусный, два шага назад. Веселилась, когда прочла про правило пяти шагов. Речь на самом деле шла о конкретной ситуации, конкретной оптике и конкретных людях. А стало «правилом Максимишина».

— Ты ж, понимаешь, что пять шагов — это почти пять метров?

— Максимишин не велик, но знАчим. Уточни, кто в твоем строю?

— Есть люди, рядом с которыми я не чувствую себя неумехой. Так вот, неумехой я не чувствую себя по отношению ни к одному фотографу. Мне не стыдно показать свои фотографии никому.

— Представим себе, как в футболе: одиннадцать фотографов — и ты в их ряду…

— Если говорить о русских, то в одиннадцать я встану, может быть, запасным.

— Мы говорим об известном списке одиннадцати фотографов, которые приводил журнал «Афиша» несколько лет назад…

— Я думаю, тот список подводил черту. Сегодня был бы другой список. Появилось много новых молодых фотографов, невероятно талантливых. Причем они появились в разных местах. Например, якутская девочка, которая живет в Америке, — Евгения Арбугаева — и стала победителем конкурса Leica Oskar Barnack Award год назад. Елена Чернышева, которая получила «Золотой глаз» World Press Photo в этом году. Они просто убойные, и ты понимаешь, что тебя уже немного подвинули. Появляется новое поколение фотографов. Из каких-то других мест они выходят. Появилась возможность учиться на Западе. Когда я начинал, Интернета вообще не было и мы просто не видели фотографий.

— И все-таки, почему ты так рвешься в Индию? Журналы почти не берут истории из Индии. Помню, в «Огоньке» существовало табу на истории из Индии.

— Мне там хорошо. Я где-то слышал фразу: «Небо России давит». Проверял. Ты выходишь в Индии из самолета — и тебя охватывает чувство безмятежности. Как наркотик. Правда. Обычно я ездил в Индию зимой, в этом году поехал осенью. Получилось, что не был там полтора года. Меня просто физиологически туда тянуло. Нет такого места в мире, где мне было бы так хорошо. Не знаю, почему. Многие меня не понимают. Но что мы будем хвалить Индию…

— Какой штат Индии тебе больше всего нравится?

— Я был в разных, и мне везде хорошо. Лучше всего там, где есть море. Но и где моря нет, мне тоже хорошо.

— Твоя самая большая мечта? Или цель, к которой ты стремишься?

— Мне кто-то сказал, что, когда проходишь под мостом, а по мосту идет электричка, нужно загадывать желание. Это всегда происходит неожиданно, ты не успеваешь покопаться в себе, и выскакивает то, что ближе. Раньше я шел и думал: вот я послал карточки на World Press Photo, хорошо бы выиграть; или шел и думал: хорошо бы эту работу получить; а сейчас я думаю: только б детям было хорошо. Вот честно. Я уже и карточки на конкурс не отправляю, я переболел этим, собственно, остаются только базовые мечты. Вот я и думаю, чтоб детям было хорошо, чтобы семье было хорошо.

— А где бы ты хотел встретить старость?

— В Индии. И не потому, что мне в России плохо, хотя сейчас мне в ней нехорошо.

Но я родился на юге, мне хорошо, когда светло, когда тепло, когда нет зимы. Потому что зима для меня — это время, которое нужно стиснув зубы пережить. Такая пауза в жизни. Конечно, когда все дела окончатся, я бы хотел куда-нибудь в тепло выехать.

— Что ты думаешь о современной журналистике?

— Она — in progress, она — в пути. Потому что старая форма и финансирования журналистики, и подачи, то есть упаковки ее как, например, журнал, практически умерла, а новое еще рождается. Будем посмотреть. Мне кажется, суть не изменится. Потому что журналистика — это когда одни люди говорят другим людям про то, как живут третьи люди. Главное событие, которое происходит в журналистике, — это уход ее в Сеть. Уход журналистики в Сеть предполагает непосредственный контакт журналиста с читателем. Без редакторов, фоторедакторов, журнала. И в этом смысле мне кажется очень важным опыт Ксюши Диодоровой. Такая работа с читателем напрямую. Вообще без посредников.

Тогда читатель выступает не только получателем информации, но и непосредственным плательщиком за нее. Мне кажется, в этом журналистика будущего — в выходе напрямую на читателя. Куча журналистского народа имеет свои блоги, и их читать в сто раз интереснее, чем тех же журналистов в газете. В блоге они пишут то, что думают, и не оглядываются на редакцию, редакционную политику, на цензуру. Журналистика становится непосредственной, уходит посредник между журналистом и читателем. Естественно, меняется и фотожурналистика. Она тоже меняет привычную упаковку. Фотография приходила упакованной в журнал, и ни один журнал не показывал более 12 картинок. А сейчас 12 картинок в Интернете смотрятся куцо.

Истории стали более подробными. Естественно, раз они более подробные, изменяется требование к каждой карточке. Мы уже не должны в одной карточке рассказывать все. Мы дадим три, из которых каждая расскажет по чуть-чуть. Форма меняет содержание — так же, как содержание меняет форму. Раньше нас как учили? Каждая журналистская фотография должна рассказывать о том, что случилось, где случилось и когда случилось. Сейчас нам не нужно этого делать, все наши читатели — они внутри контекста. Мы совершенно не обязаны делать вид, что читатель — идиот с Марса. Поэтому не надо показывать «что? где? и когда?», потому что об этом люди уже знают из телевизора. Возможно, нам надо больше внимания уделить тому, «к а к?».

Передаче эмоций и ощущений. В этом смысле показательна серия Пелегрина, когда он снимает людей, которые смотрят на окна папы Римского. Классически он должен был показать умирающего папу, а потом людей, на него смотрящих. Мы стоим на плечах телевидения, которое создало информационный контекст, и мы внутри него. Помнишь, были такие раскраски: предлагались контуры, и их надо было раскрасить? Раньше мы и контур рисовали, и раскрашивали. Сейчас контур за нас уже нарисован. Наше дело — раскраска. Но тем больше к ней требований. Человек стал умнее, сложнее и информированнее.

— Но и более поверхностным?

— Думаю, журналист найдет себе читателя любой степени «поверхностности». Посмотрим. Будущее так быстро приближается, и все так быстро меняется, что становится невозможным что-то предугадывать.

— За чьим творчеством ты следишь постоянно?

— Во-первых, за своими студентами. Во-вторых, есть несколько звонких имен, не хочу их называть, чье творчество мне интересно, и я стараюсь отслеживать, что они делают.

— Что ты любишь снимать? Что тебя больше всего волнует?

— Давай снова вернемся к Индии. Некоторые люди ездят в дальние страны на поиски этники, на поиски того, что утрачено. К примеру, мы с одним фотографом путешествуем по Индии. Мы пришли в город Вриндаван. Там родился Кришна. И там течет река Джамуна, такая же священная, как Ганг. Переправа, лодки, набитые сотнями паломников. Красота немыслимая. А посреди реки торчат отвратительные столбы. Видно, собирались делать мост — не получилось, от моста остались бетонные опоры с ветками арматуры. Эти столбы есть во всех моих кадрах.

Для меня это важно. Это цивилизационный стык. Этника меня не очень интересует. Меня интересует преломление этники в сегодняшнем дне. Так же, как моя история из Кении про железных жирафов. У другого фотографа ни в одном кадре нет этих опор, он специально поворачивается к ним спиной. Он ищет ту Индию, которой уже нет. Мне настоящее гораздо интереснее, чем свадьба в Малиновке, чем то, что было. Я никогда не хочу поворачиваться к бетонным столбам спиной. Я собираюсь ехать в Монголию и не собираюсь выезжать из Улан-Батора.

Для меня Улан-Батор — место, где проходит цивилизационный и временной стык. Старая монгольская цивилизация, какая-то советская цивилизация, новые западные веяния. Вот этот цивилизационный микс мне больше всего интересен. Я точно не поеду по степи искать кочевников в юртах.

Мне интересно настоящее. Мне нравится наше время, и мне нравится снимать наше время. Меня как-то спросили, что для меня Время? Мне кажется, что, как хозяйка закатывает в банки помидоры, мы закатываем в банки время. Мне кажется, что любая наша фотография ценна тем, насколько интересно будет смотреть на нее через 50 лет. В этом наша миссия.

— Фотография — как способ упаковки времени?

— Да, способ консервации времени. Что интереснее: смотреть фотографии Родченко или семейный альбом того же времени? Мне интереснее смотреть семейный альбом. Родченко — классный парень, он круто все заваливал, потому что у него не было широкоугольника. Но я не стану пересматривать его часто, а вот семейный альбом я бы смотрел и смотрел. Потому что мне интересно, какие были пуговички, какие были взгляды, какие были бантики, какие ботиночки…

— Максимишин сорока лет и Максимишин пятидесятилетний — можешь их сравнить?

— У меня было существенно больше волос на голове и больше желаний.

— С какими иллюзиями ты расстался за эти десять лет?

— Я очень хотел славы. Я очень хотел быть великим. Выигрывать конкурсы, всем все доказать. Сейчас я, конечно, сильно-сильно поуспокоился. Ты же знаешь великий анекдот о том, как грузина спросили, когда ему лучше жилось: при Хрущеве, Брежневе или Горбачеве? Он ответил: «При Хрущеве». Спросили: «Почему?» — «Очень потенция была хорошая!».

— Если бы ты сам снимал о себе историю, что бы ты рассказал о Сереже Максимишине?

— Мелкий, лысый, бородатый. Живет в Питере. У него две кошки, одна собака, двое детей и одна жена. Работает фотографом. Иногда учит студентов. Вот про это бы и снимал.

Из Максимишина:

«В городке АccИс (сто тысяч населения и 570 км от Сан-Пауло) две школы классического балета. Royal Ballet Academy закрыта до понедельника — каникулы, а я снимал классы в школе Petrushka (местные говорят «ПетруСка»). Потом поехал в центр по спасению животных, найденных под шнеками машины по уборке сахарного тростника. Там гладил бразильского гривастого волка и пуму без хвоста, а потом, как ацтекский бог, ходил с двумя ягуарами за пазухой. Ягуаров нашли неделю назад, им на двоих три месяца, я поил их молоком из бутылки, а они мне искусали руки. Фотографом быть иногда тяжело, но все равно лучше, чем работать.»

«Ассоциация еврейских студентов приглашает поговорить про фотокарточки. Ассоциацию русских студентов я бы послал не задумываясь. К этим тоже не пойду. Из соображений симметрии.»

«В очередной раз срач в ЖЖ о том, как снимать: в RAW или JPG. В очередной раз кто-то рассказывает, что, вот, Максимишин сам снимает в джипег и студентов заставляет так снимать. Официальное заявление: снимать нужно в RAW. Я снимаю в JPEG исключительно и только от лени.»

«Когда я еще не был фотографом, то очень любил рассматривать чужие хорошие фотографии. От некоторых захватывало дух. Буквально. Потом я стал плохим зрителем. «Пробить» меня фотографией уже очень не просто — я слишком много видел. Вчера я ехал в «Сапсане», смотрел долгожданную книжку Алексея Мелия, и было как раньше: захватывало дух. Буквально.»

«Про личную жизнь. Только что пришло письмо: Митька поступил (два тура экзаменов и собеседование) в Эколь Политехник. Будет доучиваться в Париже. Если все будет хорошо.»

«То, что сначала нужно заняться делом, которое нравится, а лишь потом думать, как заработать деньги, дошло до меня только в 35 лет. Простой, но эффективный рецепт счастья в личной жизни.»