Фотограф Артем Житенёв: страшный человек — уличный фотограф!

Артем Житенёв родился в Москве. Фотография окружала его с детства. Отец не расставался с фотокамерой и журнал «Советское фото» выписывал с самого первого номера (1957) и до его закрытия в 90-х. На книжных полках стояли фотосправочники, альбомы по фотографии и искусству.

Текст: Наталья Ударцева, фото: Артем Житенёв

Фотограф Артем Житенёв

На стенах квартиры висели фотографии отца и картины деда. Дед был художником и тоже увлекался фотографией. Когда Артему исполнилось девять лет, отец подарил ему «Смену-8 М». Артем снимал друзей, родственников и природу — семья жила тогда в заповеднике на реке Печоре.

В 1978 году Житеневы вернулись в Москву. У Артема появились камеры «ФЭД» и «Зенит», и он стал фотокором школьной стенгазеты. Проявлял и печатал дома. После окончания школы Артем был призван в Советскую Армию. Служил на Дальнем Востоке. В армии тоже не расставался с «ФЭДом». Сделал не один дембельский альбом своим сослуживцам.

После армии устроился фотолаборантом в одно из московских издательств. Некоторое время работал фотографом в киногруппе, а затем начал сотрудничать с московскими журналами и газетами.

За освещение событий в Косово весной 1999 года получил премию на фотоконкурсе «Пресс Фото России» 2000. Работал в «Независимой газете», «Общей газете», журнале «Однако».

Сейчас — фотокорреспондент в ежедневной газете «Московские новости» (РИА Новости) и преподаватель курса уличной фотографии в Школе современной фотографии Photoplay.

Участник международного коллектива любителей уличной фотографии (//www.street-photographers.com). Главная его страсть, которой он отдается в свободное от работы время, — уличная фотография. //artemzhitenev.com

1. Сотрудники полиции обеспечивают правопорядок во время молитвы мусульман в праздник. Москва, 2011

— Твои бабушка и дедушка были художниками-графиками. Ты умеешь рисовать?

— Нет, но я всегда хотел научиться. Но научился нажимать на кнопку фотоаппарата. Мечта уметь рисовать осталась. Мне всегда было интересно, как это происходит: изначально есть белый лист — и через какое-то время он превращается в некий образ. В фотографии по-другому. Есть пространство, и мы его переносим на пленку или матрицу. У художника образ рождается в голове, а фотограф выбирает извне — из окружающей его реальности.

— Разве в обоих случаях изначально мы не имеем дело с «белым листом»?

— Не знаю, мне кажется, фотограф работает с рамкой, которую прикладывает к реальности и вырезает из нее то, что считает нужным.

— Ты впервые взял камеру в руки, когда тебе было девять лет, и что снял?

— Наверное, моих родителей и сестру.

— А помнишь тот момент, когда ты понял, что фотография — это твое?

— Да, помню. Это было еще в школе. Я делал для школьной газеты мини-репортажи. В какой-то момент понял, что получается снимать и что мне это нравится.

— Ты мог передвигаться по классу во время урока, наводить камеру на одноклассников и учителя. Получается, что ты не боишься снимать людей с ранних лет и твое репортерство родом из детства?

— Нет, людей я боюсь снимать. Это иллюзия, что людей снимать не страшно. Это неправильно.

2. Москва. Пешеход. 2004

3. Мальчишки играют в футбол. Стамбул, 2013

— То есть надо бояться снимать людей?

— Видимо, да — должен быть некий страх. У меня страх, что ты на волне, ты снимаешь, а тебя раз — и собьют с этой волны.

— Поэтому ты в наушниках на съемке? Но это же опасно: ты не чувствуешь, что происходит сзади.

— Нет, я вижу, смотрю по сторонам, вращаюсь в пространстве.

— Задействуешь периферийное зрение?

— Да, обязательно.

— Твои родители — кто они?

— Папа — редактор, охотовед, работал в журнале «Охота и охотничье хозяйство», мама — служащая.

— А на охоту папа брал тебя с собой?

— Да, брал.

— Ты убивал животных?

— Да, птичек. Правда, правильные охотники говорят не «убил», а «добыл» или «взял». Убивают люди людей. Уличная фотография сродни охоте.

— В чем сходство?

— Главная заповедь правильного охотника: зверь не должен знать, что он умрет. Охотник должен увидеть зверя первым. Так же и в уличной съемке: человек, который попал в кадр, только потом осознает, что его сфотографировали.

— Страшный человек — уличный фотограф! Убиваешь, забираешь энергию…

— Скорее отдаю. Хотя был такой случай. Я снял мальчика, который рисовал в музее. Он сказал мне, что я забрал у него энергию. Мы с ним потом разговорились. Вообще, надо вступать в контакт с теми людьми, которых ты фотографируешь. Если человек идет на контакт, с ним надо общаться. Если ты не вступаешь в контакт, то у тебя отбирают энергию.

— Что, по-твоему, — фотография?

— Фотография — это отпечаток жизни, какой-то слепок. Она не может быть нравственна или безнравственна. Искусство — может.

— Как ты относишься к современному искусству, в котором фотография присутствует наряду с другими видами визуальных искусств? Недавно я прочла определение, которое дал Олег Шишкин нынешнему этапу современного искусства. Он назвал его «шифрованием пустоты». Владимир Дубосарский уточнил — «цифрованием пустоты». Твое мнение?

— Все правильно. Вот только с «пустотой» я не согласен. Мне кажется, что современное искусство переживает то же самое, что, скажем, было триста–пятьсот лет назад. Все новое так же неоднозначно воспринималось современниками. И здорово, что фотография не отстает от жизни, что она в авангарде.

— Что изменилось в тебе и что изменилось за прошедшие десятилетия в фотографии?

— Во мне ничего не изменилось, а в фотографии произошли большие изменения. Есть такой термин «подвыперт» (синоним чего-то неожиданного. — Н.У). Точно знаю, что в фотографии, сделанной тридцать и пятьдесят лет назад, «подвыперта» не было. Ну, может быть, Ричард Кальвар и Джоел Мейеровитц делали это.А больше,кажется, никто.

— Что такое «подвыперт»? Это какой-то особый прием, особая оптика, неожиданный ракурс, образ?

— У «Коммерсанта» в начале 90-х были такие фотографии, у прибалтов, например, у Антанаса Суткуса, Александраса Мацияускаса, был этот «подвыперт». Фотография «от головы» — это плохо, фотография должна рождаться где-то внутри, может быть, в сердце…

— Или в солнечном сплетении?

— Где-то внутри.

— Откуда приходит импульс, что это надо снять? И фотограф не может остановиться, он впадает в некий транс, концентрируется только на том, что снимает.

— Я думал об этом и задавал себе тот же вопрос: решающий момент — он где? Внутри снимающего или вовне? Или они в какое-то мгновение совпадают, и фотограф — раз! — и нажимает на кнопку спуска.

4. Испания, Мадрид. Свадьба. 2012

5. Участники митинга оппозиции «За честные выборы» в Москве.

— Александр Китаев говорит, что он не может снять то или иное место, пока оно ему не дастся. То есть пока не возникнет резонанса между снимающим и снимаемым, ничего сто́ящего не получится?

— Да, именно так. Должно совпасть. И происходит это в сотую долю секунды.

— Ты считаешь, что знание психологии не нужно фотографу?

— А нужно ли образование для фотографа?

— Как бы ты ответил на этот вопрос сам?

— У меня специального образования нет, но я интересуюсь современной фотографией и знаю ее. Конечно, преподаватели могут дать что-то сокровенное, что наработано их опытом, но общие знания — они на поверхности, бери сколько можешь. Самообразование мне представляется более эффективным.

— Потому что знаешь, в каком направлении «рыть» и не берешь лишнего?

— Скорее всего, так.

— А знания бывают лишними?

— Бывают, конечно. Например, меня учили в школе алгебре, из которой я сегодня ничего не помню. У меня по химии в школе была «двойка», но я работал фотолаборантом и вполне справлялся, сам готовил растворы и нормально проявлял черно-белую пленку. Цветную тоже проявлял, правда, не на работе, а дома.

Я хочу вернуться к психологии. Откуда берутся комплексы? От того, что ты чего-то не знаешь, или, наоборот, от того, что, чем больше ты знаешь, тем больше понимаешь, как много еще надо узнать? Мы как-то разговорились с Сан Санычем Слюсаревым, и я похвастался, что придумал новый прием. А он, как обычно иронично, заметил: вот, говорит, придумал ты новый прием, холишь его и лелеешь, пользуешься им налево и направо и в какой-то день понимаешь, что прием превратился в штамп. Ты бы и рад от него избавиться, а он уже на подкорке записан.

— У тебя есть какие-то штампы, от которых ты хотел бы избавиться?

— Отражения. Я сейчас отражения вообще не снимаю. Нужно отказываться, нужно рушить и делать это решительно.

— Как ты понимаешь, что оказался в плену у штампа? По съемке видишь или говорит кто-то сторонний?

— По съемке вижу. Вижу повторы, повторы одного и того же приема.

— Что надо в этом случае делать?

— Отказываться. Например, сейчас я заметил, что повторяю одну и ту же композицию, независимо от сюжета. Я ее вижу, иду к ней. Запретил себе это делать. Надо искать другие приемы.

— Ты больше любишь цветную или черно-белую фотографию? По твоему сайту я поняла, это для тебя это равнозначно.

— Сейчас мне важнее цвет. Когда я снимал на черно-белую пленку, о цвете вообще не думал. Сейчас снимаю цвет и не думаю о черно-белом изображении. Черно-белое легко снимать. Это просто. Во всяком случае для меня просто. С цветным изображением сложнее. Нужно добиться гармонии, интересного сочетания цветов, сделать цветовой акцент, подвести зрителя к главному в кадре.

6. Косово. Мать сербского ополченца. 1999

7. Московская область. Экзамен на право ношения Крапового Берета. 2003

8. Москва. У Соборной Мечети. Праздник Курбан-байрам. 1996

— Всегда удается получить внятное цветное высказывание?

— Это не главное. Например, у Георгия Пинхасова…

— Как снимать ничто?..

— Да, я часто это повторяю. Казалось бы, так просто: вот камера, вот пространство. А как у Пинхасова не получается. Получается иначе, по-своему. Он все время нас обгоняет, он все время впереди всех, как бы мы ни старались. Это здорово, что мы живем в одно время с Пинхасовым. Он не дает нам расслабиться.

— Кто еще из современных фотографов тебе интересен?

— Не знаю. Раньше, когда начинал, было важно понимать, кто и что значит в фотографии, сейчас все более или менее важное разложено по полочкам. Начинающим снимать я бы рекомендовал смотреть фотографов «Магнума». Да, кстати, Алекс Вебб в свое время произвел на меня очень большое впечатление и цветом, и сложной композицией. У Стенли Грина фотографии пропущены через сердце, в них есть нерв, они дергают.

— Считается, что в России нет фотографии.

— Я согласен с этим. У нас нет фотографии, у нас есть авторы. Все — отдельные. Вот их нельзя разложить «по полочкам». Они не поддаются какой-то классификации. Но все равно наша фотография где-то на втором плане. Мы с удовольствием смотрим магнумовских фотографов и следим за творчеством фотографов VU.

— Может быть, это наша внутренняя позиция? Разрозненность фотографического сообщества, равнение на Запад, на чужой опыт. Иногда мне кажется, что мы как Иваны, родства не помнящие. А может и не надо раскладывать наших авторов?

— Ну как же не надо, если мы занимаемся преподаванием фотографии и фотоведением?

— Артем, ты работал в газете, в журнале, сейчас — в агентстве…

— В газете «Московские новости», подразделении РИА Новости. Я в штате агентства, но прикреплен к газете.

— Есть плюсы и минусы в работе в различных СМИ?

— В газете — жизнь на износ, беготня, бесконечные командировки. Я возвращался в Москву на один день и снова уезжал. В журнале надо быть универсальным: и репортаж снимать, и в студии работать. Сейчас у меня по две-три съемки в день. В агентстве главный фактор — время. Вообще, мне всегда везло с начальниками, они вовремя давали мне «пендаля». Я очень инертный человек, и меня время от времени нужно подталкивать. Я многому научился у Бориса Кауфмана (заведующий отделом иллюстрации «Независимой газеты» с 1991 по 2006 г. — Н. У.) и Сергея Подлеснова (руководитель фотослужбы журнала «Однако», создатель фотоагентства «Примус» при ИД «Коммерсантъ». — Н. У.). Новый фотодиректор РИА Новости Анна Шпакова недавно попросила принести то, что я снимаю для себя. Я удивился: мне казалось, что это никому неинтересно. Анна сделала подборку из моих стрит-фотографий и опубликовала ее. До этого я считал, что со своей любовью к стрит-фото я — андеграунд. Мозг был поделен на два полушария с четкой границей: это — работа, а это — стрит-фотография. Теперь граница стерта, стало комфортнее.

9. Без названия

— Ты сам отбираешь съемку?

— Да, я отбираю лучшее и отдаю фоторедактору.

— Тебе важно, чтобы была публикация?

— Очень важно. Приятно, если ты видишь свою фотографию в газете или на сайте агентства.

— Разные подходы к съемке в газете, в журнале, в агентстве?

— Я бы так не сказал. Везде требуется высокое качество снимка, умение построить кадр, сделать его интересным.

— Какой, по-твоему, должен быть идеальный фоторедактор?

— Знающий и понимающий фотографию, умеющий снимать, понимающий, что фотограф не робот, а живой человек. Вообще, нет школы фоторедакторов, утрачена преемственность. Мы постоянно идем следом. Россия всегда славилась тем, что она что-то копировала. Но в какие-то минуты истории мы шли впереди, обгоняя время. Например, в 1930-е годы. Было желание сделать так, как никто не делал раньше, сказать свое. Я считаю, что если внутри что-то есть, то оно всегда выльется — в стихах, в музыке, в рисунке, в фотографии.

— Давай поговорим о тебе как о преподавателе. Чему ты учишь, как учишь, зачем учишь? Что дало тебе преподавание?

— Преподавание мне много дало. Первое время я анализировал каждую съемку, каждое свое движение, чтобы потом объяснить слушателям. У меня пять занятий, я всем говорю, что за пять занятий научить фотографии нельзя, и не учу, а показываю направление, вектор движения.

— Пришлось обложиться книжками, залезть в Интернет?

— Пришлось. Поначалу я комплексовал, но ведь в принципе можно снимать и без камеры? Ты вешаешь камеру — и идешь на улицу, общаешься, но не снимаешь. Это потом мне один из моих курсантов сказал на практическом занятии. Я согласился сделать курс, но стал думать, а что для меня фотография и что в ней для меня главное. Первое — это свет. Нет света — нет фотографии. Второе — это пространство. Мне много дал Слюсарев с его пониманием пространства. Я у него многому научился. Третье — решающий момент.

— Свет, пространство и решающий момент. А время?

— Мы снимаем время.

— А энергия времени и пространства?

— Нет, энергия только от тебя исходит.

— Разве?

— Везде есть энергия. Про пустоту я не согласен.

— Ты говоришь, что отдаешь энергию во время съемки. Верно, чем больше энергии отдал, тем лучше снимок получился. Есть еще пространство, люди, время съемки. Они тоже наделены некой энергией. Ты ловишь ее фотокамерой. Твоя энергия соединяется с энергией времени и пространства и получается тот самый решающий момент, о котором так много говорят.

— Да, согласен, что пространство обладает своей энергией: легко снимать в Стамбуле, в Питере. Приезжаешь туда — и тебя прет! Вот где энергия пространства! В Москве сложно снимать, но можно. А бывают места, куда приезжаешь — и ничего путного снять не получается. Не идет…

— Твоя главная страсть — уличная фотография? Что интересно тебе снимать на улице?

— У меня была слушательница, которая благодарила за то, что я сказал, что можно снимать просто свет. Наверное, для меня повод выйти на улицу — это свет и особое освещение. Если нет освещения — тоскливо. Свет — самое главное.

— Бывает состояние кризиса? Что ты тогда делаешь?

— Состояние кризиса у меня наступает, когда вижу у себя повторы. Так как труднее всего оценить собственное творчество, то начинаю думать, а вдруг я уже сам себя «клепаю»? Когда я начинаю чувствовать, что повторяюсь, иду на улицу и стараюсь от этого избавиться. Но всегда отталкиваюсь от освещения. Когда есть и свет, и люди, и вокруг все бурлит, то для меня это — настоящее, это — мое.

— А почему ты называешь это стрит-фотографией? Разве это не повседневная жизнь — daily life?

— Стрит-фотография — это фотография, сделанная в общественном месте. Уличную фотографию можно отделить от жанровой фотографии.

— Как отделить? Разве ты не снимаешь те же уличные сценки?

— А вот этим самым «подвыпертом» и отличишь. Уличная фотография — модное направление, и сейчас ко мне постоянно приходят этому учиться.

— Мне кажется, что известные фотографы не следуют моде. Они либо впереди, либо поперек. Вопрос: для чего, зачем уличная фотография, что мы в себе компенсируем, выходя на улицу и снимая все подряд?

10. Флешмоб «Большая водная битва» у фонтана «Каменный цветок» на ВВЦ. 2013

— Ну, так уж и все подряд! Не все так делают. И снимают не все подряд. Я помню, кажется, каждый день, когда я снимал на улице. И когда у меня получались карточки. Начиная с 1996 года. Это иллюзия, что фотографы не сопереживают. Правильно — это когда ты выходишь на улицу, понимаешь, ЧТО ты снимаешь. И свет, и сюжет.

— То есть не все подряд, и не каждый день?

— Может быть, и каждый день, но всего пятнадцать минут, но таких драйвовых пятнадцать минут. Уличная фотография правдива изначально, и не должно быть в ней много обработки, компьютерного вмешательства в изображение. Я показываю именно то, что снял.

— Как ты относишься к мультимедиа?

— Если говорить о фотографии, что это остановленный момент, то мультимедиа стремится остановленное мгновение продолжить. Я делал гиф-анимацию, у меня получилось любопытное мультимедиа. Но надо обязательно делать видео.

— Есть мнение, что мультимедиа «сожрет» фотографию, что за мультимедиа будущее. А ты как считаешь?

— Мультимедиа — это скорее для Интернета, а фотография может быть везде и жить в любом пространстве: на стене, в книге, в газете, журнале. Она может существовать в виде отпечатков.

— То, что журналов становится все меньше, тебя не смущает?

— Ну и что? Нормальный процесс, жизнь идет. Можно авторскую книгу издать.

— Да, есть такая фантастическая возможность у каждого фотографа — издать собственную книгу. Вспомни, сколько лет каждый уважающий себя фотограф раньше шел к книге. Книга считалась некой вершиной. Сейчас — отправил материал на интернет-ресурс, издающий книги, и через неделю в твоих руках настоящая книга. Это доступно теперь и молодому, и зрелому автору. Есть у фотографии будущее, как ты считаешь?

— Да, она молодое искусство, ей всего 174 года. Фотография меняется и развивается в себе. Если живопись или скульптура — застывшие внутри, ограниченные инструментом и холстом, то фотография все время меняется, она живая.

— Каким видишь фотографа через несколько лет, например, через десять?

— Я где-то читал, что выпустили очки с камерой. Идешь и снимаешь. Вот оно — будущее фотографии. Камера мне мешает, я хочу быть невидимым. Очки или линзы. Посмотрел, моргнул, снял. Камера — она и щит, и помеха. Она мешает, она провоцирует. А тут надел очки, засунул руки в карманы — и снимай сколько душе угодно.

— И мы наконец-то добьемся правдивой фотографии?

— Мы перестанем получать реакцию на нас, на камеру. Хотя тогда, наверное, будут приняты какие-то законы, которые ограничат наше вторжение в чужое пространство.

— Но пока будут принимать законы, пока они дойдут до российской глубинки, мы, надеюсь, успеем снять нашу самую «неснятую» страну. Другой вопрос, если все так будет легко, то представь себе, насколько увеличится объем снятого материала, и где это будет храниться? Кто будет чистить «авгиевы конюшни»?

— Никто, они сами очистятся.

— Как ты относишься к социальным сетям, к постоянной публичности, «лайкам»?

— Ну, это своего рода наркотик: ты выкладываешь картинки и ждешь поощрения. Если кто-то критикует, это всегда удивляет, потому что непринято. Удобно, когда ты что-то делаешь, услышать мнения разных людей. Когда я заводил блог по уличной фотографии на английском языке, преследовал одну цель — показать, что такая фотография у нас есть. Я этой цели добился: мои фотографии три года назад опубликовали в альбоме Street Photography Now, и я был принят в международный коллектив Street-photographers.com, и вдруг понял, что у нас есть хорошие репортеры, но очень мало хороших уличных фотографов. Я считаю, что автор, который снимает на улице, может все, он универсальный солдат. Если бы я был начальником и набирал людей на работу, то давал бы им камеру с одним короткофокусным объективом и отправлял на улицу.

— То есть сразу бы по результатам съемки определял, насколько человек контактен, смел, решителен и пригоден к профессии репортера?

— Да, сразу все было бы ясно.

— О чем мечтаешь?

— Мечтаю сделать книжку и, конечно, мечтаю о том, чтобы наша российская фотография поднялась.

— Как ты представляешь свою жизнь через десять лет?

— Сегодня ехал со съемки и думал, что через десять лет мне будет 55. Сохраню ли я этот драйв, энергию, которая есть сейчас? Надеюсь, что сохраню, что буду в строю, буду снимать, и буду меняться.