Обзор фотоклуба «Новатор»

К 50-летию знаменитого московского фотоклуба «Новатор» Мультимедиа Арт Музей в Москве открыл выставку более 150 работ шестидесяти фотографов — членов клуба: Анатолия Болдина, Михаила Голосовского, Михаила Дашевского, Анатолия Ерина, Георгия Колосова, Николая Лаврентьева, Галины Лукьяновой, Игоря Пальмина, Бориса Савельева и многих других.

Текст: Георгий КОЛОСОВ

В. Долматовский. Нота «ля»

В. Долматовский. Нота «ля» Альма-матер. Несгораемое «Новатора»

Основанный в 1961 году фотографами-прикладниками Александром Хлебниковым и Георгием Сошальским — по сути, первыми рекламными фотографами — клуб привлекал к работе уже сложившихся мастеров, например, Бориса Игнатовича, Александра Гринберга и Сергея Иванова-Аллилуева, но фактически был создан для «повышения квалификации», организации досуга и просто общения фотографов-любителей, многие из которых впоследствии стали профессиональными репортерами и фотохудожниками.

Уже в середине 1960-х годов фотоклуб при районном Доме культуры с одноименным названием стал центром фотолюбительского движения Москвы: в него входило более 300 человек. Выставки «Новатора», проходившие в Новосибирске, Улан-Удэ, Красноярске, Чебоксарах, Горьком, Вильнюсе, Львове и многих других городах СССР, вызывали неизменный интерес у зрителей, а снимки публиковались в журнале «Советское фото» и всесоюзных газетах: «Комсомольской Правде», «Известиях», «Московском Комсомольце». Фотографии из собрания клуба «Новатор» были включены в знаковую юбилейную выставку «150 лет фотографии», прошедшую в московском Манеже в 1989 году.

Дым Отечества хорош, когда рассеется: под пеплом мифа можно поискать несгораемое. Опыт полезен независимо от результата. Попробуем.

«Дым»… Я пришел в «Новатор» в 1978-м, отварившись три года в собственном соку, — теоретически грамотный, технически вооруженный, перечитавший и пересмотревший все доступное и ничего не знающий о фотографии. Как объяснить сегодня «интернетным» детям, какими маугли мы были тогда? Доступная фотография в СССР — только пропаганда. Единственный фотожурнал — ни о чем другом. Железный занавес фильтрует все, что «не», даже в библиотеках. Вдобавок народная шпиономания: фотограф на подозрении везде.

Год 1961-й. По причине близости жилья Александр Владимирович Хлебников (1897–1979) решает поселить создаваемый фотоклуб в ДК строителей «Новатор». И только этим — отнюдь не наглой претензией — объясняется его название. Второй в тандеме основателей — Георгий Николаевич Сошальский (1895–1993). Оба — гении прикладной фотографии. Внимание! Отсюда начинается несгораемое.

Узнавая на фотографии лицо, снятое со вспышкой от камеры, мы уже не помним, что такого освещения в природе нет, соответственно, такой дикой формы тоже. Это крайний пример того, как фотография дает нам возможность узнавания. Задача прикладника — передача сходства, и, когда его видишь, остается впечатление сверхъестественного. Хлебниковское «Хлеб и молоко» — хлеб хотелось съесть, молоко — выпить! Когда в 1987-м я показал «Сверло» Сошальского (самое обычное: сталь Р18, «быстрорез», диаметр 9 мм) студентам МГИК, один из них — фотограф инструментального цеха из Краматорска — заявил, что снимет не хуже. Однако спорить со всей группой на ящик коньяка не решился.

Чтобы передать сходство, необходимо адаптировать заведомо условное черно-белое изображение к нашему визуальному восприятию. Для чего непременно выдержать: 1) перспективу, как мы ее видим (в угле 20–25 градусов), 2) средневзвешенную яркость, чтобы узнавать предмет как целое, 3) контраст, то есть перепады яркостей во всем диапазоне, чтобы естественно воспроизвести объемы, и, наконец, 4) микроконтраст, чтобы не вылезли и не пропали детали. Виртуозная техника здесь — не более чем палитра и кисть в руках художника: нужен абсолютный «визуальный слух», способный соотносить изображение с предметом.

Очень скоро списочный состав клуба «Новатор» перевалил за три сотни. Социальный состав — от профессора до слесаря, и много пенсионеров. Три-четыре заседания в неделю (!). Секцию натюрморта вел Хлебников, общефотографический семинар — Сошальский, секцию репортажа — Борис Всеволодович Игнатович (!!), секцию пейзажа — С. К. Иванов-Аллилуев (!!!). Заглядывали В. И. Улитин и А. П. Штеренберг (!). Все очень разные, все — цвет советской изобразительной фотографии. Чему они могли научить и чему учить были вынуждены?

Повзрослевшие до большевистского переворота, люди культуры, испытавшие на себе «тайну беззакония», они хорошо знали пределы возможного и предлагали единственное неподвластное идеологии: изобразительное мастерство. Применительно к допустимым сюжетам и в границах принятых форм. И кому? — Любителям! При этом Хлебников — ближайший ученик Александра Гринберга, самого разнообразного из пикториалистов, у которого недавно обнаружились еще и репортажные вещи уровня XXI века! Борис Игнатович — один из самых дерзких «формалистов» своего времени. А остальные?.. Их общие усилия в «Новаторе» — бескорыстное служение без надежды на эстафету. Ради чего? — Для факела нет рук…

В слегка оттаявшей стране творческая самодеятельность (наряду с туризмом, альпинизмом и т. п.) стала иллюзорной форточкой свободы и реальной возможностью объединяться по личным интересам. После «Выборга» и «Новатора» фотоклубы, как первоцветы, проклюнулись по всему Союзу, и кто-то по крупицам передавал опыт и там. Именно они при полном отсутствии фотообразования стали аккумуляторами изобразительной культуры и сохраняли само понятие «художественная фотография». Бытование ее без выставок невозможно, и здесь надо отдать справедливость фотопрессе шестидесятых. Театральный социалистический сюрреализм потеснила живая фотография, пошли выставочные проекты, порой колоссальные. Они были исключительной прерогативой Союза журналистов СССР, но любители на них просачивались. И вот пример того, что и в Союзе журналистов происходили подобные клубным процессы. Геннадий Копосов, пришедший в «Огонек» из «Выборга», — человек, имеющий исторические заслуги перед отечественной фотографией на ниве выставок, на которые, чудесами дипломатии обходя партийную цензуру, втаскивал наше «что нельзя», был в «Огоньке» учеником Семена Фридлянда, одного из самых изобразительных фотографов старой школы.

Несгораемое прошлого проверяется его актуальностью в настоящем. Забудем всю «экранную» фотографию как фантом и вглядимся в новейшее течение — наше и зарубежное. В пику непечатной «цифре» многие энтузиасты в наши дни восстанавливают давние и древние по меркам фотографии процессы — вплоть до мокрого коллодиона (1850-е годы). Амбротип, цветной гуммиарабик, масло, бромомасло, клей, платина — без кавычек подвиги ради качества изображения! А на изображениях… То и дело такие дыры в пространстве, такое тональное рванье, что с ними не то что на выставку — и в клуб не приняли бы: «Печатать научись!». Иногда хочется собрать человек 300 в зал, спроецировать на стену карточку и показать мышкой-кисточкой, как, если за спиной притемнить угол комнаты, у сидящего открываются глаза; как, если убрать ореол (пресловутый «контровик») на шевелюре, глаза начинают смотреть. Заодно (кстати, о выставках) поганой метлой помести этот плод глобального визуального идиотизма — белые паспарту и 4 прожектора вокруг фотографии в глаза зрителю!

«Пепел мифа»… Конец 80-х — начало 90-х открыли нам, чем может быть фотография, какую драматургию содержать в одном изображении, какие вскрывать слои смыслов, как играть парадоксами, каким непредсказуемым символом становиться и как, наконец, созерцать тайну жизни…

Год назад галерея «Люмьер» (Фотогалерея имени братьев Люмьер. — Ред.) показала большую ответственно подобранную выставку пресс- и любительской фотографии 60–70-х — начала 80-х. Не пропаганда, но счастливая мирная советская жизнь. Мастерски остановленные мгновения. Лирика, мелкая драма, спорт — все исчерпывается с первого взгляда. Никаких подтекстов, вторых планов, «слоев»… Если всерьез, то за единичными исключениями ничего значительного. И «новаторцы» на ней не выделялись.

Ранний «Новатор», несомненно, оставил сколько-то хороших фотографий, но не дал ни одного имени. Кроме «дыма» внешнего и несвободы внутренней, тому есть еще одна причина: любительство. Но об этом позже.

В 1987-м Хлебникова в «Новаторе» я уже не застал. Зато как бесценный подарок свыше получил Сошальского в личные учителя, и первый год в Староконюшенном, в его мастерской, досаждал ему своими карточками еженедельно. Вдогонку предыдущему сюжету скажу только, что ни разу не получил от него «творческий наказ», зато каждое изображение «полировалось». Попутное чудо — живая история фотографии, клуба и его собственная в неподражаемо красочных рассказах. В клубе он бывал уже нечасто, и поэтому дальше…

«Дым»… В отсутствии интеллигентных отцов-основателей обстановка в клубе была вполне советской, и меня, признаюсь, поразила мелкой перекрестной неприязнью. Ирония, подколы, шпильки — общий стиль общения. Агрессивно унизительную встречу робкого новичка при первом кулуарном показе помню до сих пор. «Новатор» был похож на дружный коллектив, как дикобраз на дыню.

Как вскоре выяснилось, что за этим стояли конфликт интересов, игра амбиций и перегретые ожидания признания. Первое необходимо уточнить: «звездная часть» в большинстве своем была откровенно ориентирована на прессу. Снять академика или чемпиона — успех, публикация — тем более, от чего честных диссидентов воротило. Но корни кризиса были глубже.

Изобразительная квалификация многих — съемочная и лабораторная — давно переросла, так сказать, сюжетный базис, и пар уходил в свисток. Силу его давления покажет градус клубной жизни. Даже как память она поражает.

В огромной комнате каждый вторник собирались посмотреть, поспорить и послушать добрая сотня — стульев не хватало! Творческий отчет! К 19 часам десятка три-четыре карточек размером 30×40–50×60 безвредно прижимались кнопками к вертикальным щитам из ДСП, поставленным у стен (три-четыре карточки на щит), и после осмотра начиналось обсуждение. В основном на тему «что где подправить». Творческий анализ — редкость, да и было бы что разбирать — все глухо традиционно. Из ораторов помнится только главный диссидент Дашевский: блестящий Михаил (теперь Аронович) не стеснялся взвешивать «сухой остаток» и говорить о честной фотографии. Тем не менее получить право на отчет — проблема: вторников в году мало, и клубный худсовет, мимо которого на бенефис не выйти, разумно берег народное время от недозрелых.

Еще по вторникам бывали гости, к примеру, Н. С. Грановский с прекрасными видами сталинской Москвы, или кто-нибудь из ТАСС. Историческое исключение — очень скромный визит Юрия Норштейна с Александром Жуковским в начальный период их работы над «Шинелью» Открытый разговор. Больше всего впечатлило их непрерывное четырехмесячное сидение в библиотеках Ленинграда — только ради точного воспроизведения гоголевской среды.

Именно здесь я прервусь и укажу на второй источник кризиса. Его имя — сюжетная всеядность. Жанровые предпочтения, понятно, были, но козырный туз в «Новаторе» — «я снимаю все!». Следствие — единичная фотография как конечный продукт. Никакого углубления в материал. Не то что развернутых тем — серий почти не помню на отчетах. Даже популярный спорт — отдельные карточки. Выводы позже, а пока продолжу про бурную жизнь.

Отчетные выставки клуба проводились не реже, чем раз в два года, и отбирались художественным советом в три тура, причем первый был открытым и зал стоял.

Прием новеньких — раз в году через групповой (5–7 человек) творческий отчет перед всем клубом. Свой, в марте 79-го, тоже до сих пор помню. Правда, как приятный.

Правление (10–12 человек) приходило два раза в месяц и, кроме плана, собирало взносы, приглашало гостей, договаривалось с дирекцией, пробивало выставки, искало жюри для награждения дипломами, отбивалось от райкома, хлопотало о каталогах, блюло архив в чулане.

Во главе правления — им же избранный председатель, инициатор и координатор всех дел (и это, считай, вторая работа). Отхлебнув из сей чаши в 83-м, знаю что говорю.

Первым председателем года на два стал Александр Владимирович Хлебников, за ним на семь лет — Георгий Николаевич Сошальский. После с перерывами лет двадцать клуб возглавлял Анатолий Константинович Болдин.

Межклубные связи разогревал «круговой обмен»: по стране крутились клубные коллекции, и в каждом клубе каждой карточке выставлялся конкурсный балл. «Новатор-консерватор» — так нас дразнили — пестрым опытом определенно обогащался. Заочные встречи прирастали очными: в клубе бывали гости из Горького, Новосибирска, Одессы, Рязани, Коврова, Ленинграда — всего не упомнишь…

Многие советские служащие меняли профессию: инженеры, врачи (!) и прочие перебирались под красный фонарь в темные комнаты НИИ и музеев — ради лаборатории, аппаратуры и материалов. «Если фотография мешает работе, брось работу!» — в этой ходячей «новаторской» присказке есть только доля шутки. Некоторые похоронили себя, уйдя в прессу.

А теперь в этом котле энтузиазма я прошу разглядеть очевидный побочный продукт: острую конкуренцию. В сочетании с изобразительной культурой — первым несгораемым «Новатора» — она стала катализатором второго…

Ни одно искусство сегодня не грешит празднословием так, как фотография. Неразобранный съемочный мусор можно сбросить в Интернет и даже сдать заказчику. За много лет я не помню случая, чтобы в кулуарах «Новатора» показывали не то что мелкие контрольки на выбор — недоретушированный полноформатный отпечаток никто не смел предъявить. Для любого, пусть даже самого скромного публичного представления — только завершенная вещь выставочного качества. Полная личная ответственность за отбор и отделку — второе несгораемое «Новатора».

Сегодня этот принцип актуальнее, чем можно вообразить. Переросшие Интернет ищут личного общения. Но на моих глазах погибло доброе собрание и гибнет куда более значительное второе — аккурат с того момента, как пошло предъявление полуфабрикатов.

Наконец, обещанный вывод о всеядном «любительстве» — банальный до поговорки «Без труда… из пруда». Женщины созревают раньше: первой вывод сделала красногорская отшельница и на годы углубилась в «Тихую жизнь» собственного «Дома». Настало время глубокой вспашки и для других.

С 1980-го из «Новатора» пошли съемочные экспедиции на Русский Север, похожие на современные фототуры, как промысловая охота на пальбу с егерем. Е. Немчинов, Г. Колосов, А. Васильев, А. Ерин, А. Фурсов растянули «промысел» на много лет. Знаменательно: в 1983-м клубная выставка «Северные мотивы» под эгидой ВООПиК состоялась в Знаменском соборе и, как оказалось позже, много что предвосхитила.

«Северяне» стали профессионалами-любителями. «Новатор» перестал быть полем конкуренции — им, как у всех, стала мировая фотография… Свободному время не начальник. В редакциях нас не ждут, потому родную тему можно разрабатывать годами. В условиях всемирного информационного потопа это единственный путь художника с камерой.

Немного общественно полезных цифр. Русский Север стал для меня на одиннадцать лет единственной темой. Фурсов, Колосов, Васильев путешествовали вместе и в различных комбинациях, но в конце 80-х, когда мы знали и умели все, привозили из двухнедельных экспедиций хорошо если по пять карточек каждый. Десять — уже для Гиннеса, как и напечатать три сюжета за одну ночь. К печати — один негатив из ста (никакого технического брака!). Возможно, эти цифры — самое показательное в несгораемом «Новатора».

Опыт углубления изменил оценки. В 1985 году мы с Фурсовым, ввиду бесплодности традиционных обсуждений, затеяли как клуб в клубе школу мастеров. А вышла «Школа мастерства» для желторотых, где, однако, говорилось больше не о «пятнах», а о творческих перспективах авторского проекта в свете мировых достижений последних ста лет, и не только в фотографии. Кажется, года два нас терпели…

Актуальность переоценок можно понять хотя бы из того, что в 86-м в клубе был в штыки встречен Александр Слюсарев (за свое непонимание мне до сих пор стыдно), а в 87-м — Николай Бахарев и Александр Бокин (Новокузнецк), первые социальные фотографы, которых клуб у себя не видел.

В это время перестройка уже открыла шлюзы. А выставка «150 лет фотографии» в Манеже (1989 год) собрала все и вся и, кажется, не раздвинула, а смела горизонты.

Изголодавшаяся по свободе отечественная фотография в начале 90-х фантастически выросла и поумнела. И на короткое время стала социально востребованной. Пресса и совесть стали синонимами. В 1991 году начал свою деятельность Союз фотохудожников России. Пошли совместные международные проекты с продолжением («Фотографируют женщины», Рязань, Смоленск). В Серпухове возник Центр фотографической культуры имени Н. П. Андреева, в 1992-м и 1997-м провел исторические фестивали пикториальной фотографии в его память.

Дальнейшая жизнь клуба мне не настолько известна, чтобы о ней говорить. Очевидно, что в новой цивилизации ему трудно.

Мое личное несгораемое «Новатора» — благодарность учителю и тридцатилетняя дружба с Алексеем Васильевым и — чуть короче — с Александром Фурсовым.

Тем, кому положение в нашей светописи кажется безнадежным, напомню: самая безнадежная ночь человечества была накануне Воскресения. Закон «малого стада» универсален. Встречая сегодня его новых представителей, которые и не слыхали о «Новаторе», я со всей ответственностью говорю: те, кого мы позже нежно называли «стариками», трудились не напрасно. Какая разница, сквозь какие лабиринты и через сколько рук прошел факел, если он не погас?

И. Пальмин. Старый двор