Галерея Дмитрия Маркова — недетское детство

Дети из детских домов и психоневрологических интернатов не просто герои историй для молодого фотографа, журналиста и волонтера Псковской региональной общественной благотворительной организации «Росток» Дмитрия Маркова. Помощь и забота о детях и подростках стали смыслом его жизни.

Текст: Марина КРУГЛЯКОВА.

Фото: Дмитрий МАРКОВ.

Старшая группа на площадке дошкольного детского дома.

Кировская область, город Советск, 2007.

Недавно в Центре документальной фотографии «FOTODOC», созданном при Музее и общественном центре имени А. Д. Сахарова в Москве состоялась выставка его работ «Батор» (на сиротском жаргоне так называется детский дом), посвященная тем, чье детство лишено родительского внимания и ласки. Год назад на «Красном Октябре» его мультимедийный проект на эту же тему привлек внимание многих зрителей. Мы попросили Дмитрия ответить на несколько вопросов.

— Дима, что для тебя фотография?

— Думаю, что фотография — один из лучших инструментов для информирования общества о социальных проблемах. Для меня лично это своеобразная терапия. Не могу сказать, что у меня очень документальные и правдивые фотографии. Что-то хорошее я снимаю, а, например, плохое или то, что мне не нравится, — нет. В конечном счете мои снимки — это мое представление о жизни, и оно, может быть, мною слегка идеализировано.

— Ты говорил, что снимаешь детство. А почему именно в детских домах и психоневрологических интернатах?

— Сначала я снимал это как социальное явление. Но в детском доме не так много сюжетов, как может показаться. И они рано или поздно заканчиваются. Я имею в виду те, которые совершенно четко говорят об их принадлежности к детдомовским (например, когда дети стоят в очереди на раздаче в столовой). И в какой-то момент я осознал, что уже все снял и хожу по кругу. Учреждения разные, но везде одно и то же: те же коридоры, кровати… Это стало невыносимо. Я начал видеть, что есть похожие дети, какие-то типичные детдомовские лица. И понял, что надо показывать что-то другое.

На меня производили сильное впечатление сами дети и какие-то их состояния, по сути, просто детство. Поражали способность не отчаиваться и не впадать в депрессию, умение не озлобиться и сохранять человечность в любых условиях.

Это мы понимаем, что детский дом не очень правильное место. Дети же там живут. Он — их реальность, которую они принимают и как-то по-своему в ней радуются. Вот это меня зацепило. Что-то во мне откликалось в такие моменты, и я это фиксировал.

— Социальная ответственность фотографа — в чем, по-твоему, она проявляется?

— Мне кажется, это готовность делать то, что не приносит ни денег, ни каких бы то ни было материальных благ, а необходимо просто потому, что мы все — люди. Для меня это очень абстрактный термин. Не решаюсь про себя говорить, что я социально ответственный. Тогда, наверное, можно сказать, что я чересчур социально ответственен. Естественно, никого нельзя призывать делать то же, что и я. Мне просто это нравится. Я нашел себя в этом.

— Как ты думаешь, если на глазах фотографа происходит какая-то ситуация, например, связанная с совершением одним человеком насилия над другим, имеет ли право он снимать или должен остановиться и помочь?

— Я считаю, что здесь все определяется исключительно моральными качествами человека, который держит фотоаппарат. Мне вряд ли придет в голову мысль в таких ситуациях доставать камеру. Я обычно стараюсь это как-то остановить. Хотя не отрицаю той точки зрения, что этот момент надо зафиксировать и кому-то показать. Во время работы с детьми я часто видел сцены, когда ребята друг друга бьют, унижают. Ну, один раз я впрягся, второй, третий, остановил обидчиков, а потом ребенок получил еще больше, когда меня не было…

— Значит, в детском доме лучше ни за кого не вступаться?

— Вступаться необходимо. И я всегда это делаю — просто для того, чтобы остановить акт агрессии. Конечно, потом надо разбираться. Может, ребенок полгода воровал каждый день, его наконец поймали и сейчас отыгрываются. Но сами процессы насилия нужно пресекать. Хотя это не гарантирует их полного исчезновения. Такое явление не искоренить нашими благородными порывами. И, может быть, если это сфотографировать и донести до зрителей, то у кого-то наверху в сознании что-то изменится, и начнутся перемены.

Я не готов говорить, какая здесь точка зрения важнее и правильнее. Первое, что меня поразило, когда я попал в ПНИ (психоневрологический интернат), — это то, что ребенок, который умеет читать, находится рядом с детьми с различными нарушениями, которые не умеют делать элементарных вещей. При этом ребенок попал в ПНИ из обычного детского дома за плохое поведение. Вы понимаете, что за пару лет, проведенных там, он приблизится к тому, кто только раскачивается из стороны в сторону. Это меня очень сильно потрясло, и я поехал вытаскивать оттуда таких детей. Сейчас эти ребята более-менее пристроены, но в целом ситуация не изменилась. И здесь недостаточно одного фотографа. Допустим, он снимет. И что потом будет делать со снимками? Все же можно интерпретировать по-своему, неверно. И люди уже столько всего видели, что у них выработался иммунитет. Важно понять, что делать с отснятым материалом, как потом донести его до людей, кому показывать и что рассказывать.

— Есть ли какие-либо особенности фотосъемки в детских домах и психоневрологических интернатах?

— Детдомовские дети лишены внимания. Поэтому часто любого приходящего в детский дом человека они воспринимают как источник личностного, направленного лишь на одного ребенка внимания. В этом различие между съемками в детском доме и в детском саду. Там домашние дети, у них есть родители, и они воспринимают фотографа как фотографа. В детском доме фотографа хотят воспринимать как друга. И надо учесть, что это ребята, от которых один раз отказались, которые «сливаются» по учреждениям. Поэтому любой контакт с ними накладывает на человека, в него вступившего, определенную ответственность. Надо быть ответственным, держать слово. Если ты обещаешь дать ребенку фотографию, то надо ее привезти. В принципе, в его картине мира ничего не изменится, если его еще раз кто-то обманет, но все равно надо стараться этого не делать.

Еще важно помнить о том, что для нас это учреждение, а для них — единственное место жизни. Поэтому надо действовать очень деликатно, чтобы не задеть и не обидеть. Представьте себе, что к вам домой придут и начнут фотографировать в моменты, когда вы едите или чистите зубы. Вряд ли это вам понравится. Для них это такая же ситуация, поэтому надо быть очень тактичным.

— В чем основная трудность съемки в детских домах и психоневрологических интернатах?

— Мне сложно сделать первый кадр. Достать фотоаппарат и начать снимать. Собственно, в этом и есть трудность. Надо контролировать свое поведение, думать о том, что говоришь этим детям. Надо держать какой-то верный контакт с ними и при этом еще и фотографировать. Это непросто.

— Что значит «верный контакт» и как его найти?

— Во-первых, надо уделять детям какое-то внимание, а не приходить только за тем, чтобы сделать карточку. Однако и излишнее внимание не рекомендуется (если только вы не собрались там работать или посещать их регулярно), так как дети могут это интерпретировать по-своему. Например, у вас сложилась дружба, и вы теперь будете ездить постоянно, а у малышей может возникнуть мысль, что вы их заберете оттуда. Держать контакт с детьми и в то же время быть на определенной дистанции тяжело.

— Тебе не кажется, что снимки детей из детского дома могут помешать сохранить тайну усыновления?

— Я не снимаю маленьких детей. На выставке большинство снимков, которые я сделал, когда еще только начинал ездить и снимал все подряд и для всех.

Не думаю, что в домах ребенка надо фотографировать просто так, ради съемки. И не стоит выкладывать карточки в широкий доступ.

— Дима, у тебя есть фотографии курящих детей. Не правильнее было бы отобрать у них сигареты, вместо того чтобы снимать?

— Не берусь сказать, что в тот момент над этими вещами задумывался. Согласен, курение надо как-то пресекать. Хотя там у этих детей столько проблем, что вопрос с курением видится мне не самым страшным.

Думаю, что не надо на себя брать в однократных поездках функцию воспитателя. Лучше с ними просто пообщаться. Ну, курит он и курит…

Не буду утверждать, что все, что я делал тогда, было правильно. Но и дети там делали много таких вещей, которые я не снимал, но рядом с которыми курение меркнет.

— Какова цель твоей выставки? Привлечь спонсоров?

— Не только спонсоров. Я считаю, что необходимо в принципе поднимать эту проблему. Дети должны не помещаться в маленькие «концентрационные лагеря», а жить в семьях. Например, в Китае нет детских домов для нормальных детей — только учреждения для ребят с различными нарушениями. Все остальные живут по семьям.

И хотелось бы привлечь побольше людей, которые могли бы приезжать и работать с детьми. Понятно, что таких найдется всего двое из ста. А это значит, что все не так безнадежно… Нас немного, но мы организованны на уровне внутренних убеждений, веры в ресурс отдельных людей и гражданского общества в целом.

Первый день жизни в детской деревне Федково. Еще не подведен водопровод, и ребята моют руки водой из колодца.

Псковская область, деревня Федково, июнь, 2009.

Паренек из многодетной семьи, посещающий школу-интернат в первой половине дня.

Псковская область, город Печоры, 2008.

Женя, один из ребят, живущих в детской деревне Федково, благотворительном проекте БО «Росток», раскачивается в гамаке.

Псковская область, деревня Федково, сентябрь, 2009.

Сергей сушит белье во дворе детской деревни Федково.

Псковская область, деревня Федково, июнь, 2009.

Миша, выпускник интерната для умственно отсталых детей, обливает водой Егора, мальчика из речевого интерната, который приезжает в Федково на выходные.

Псковская область, деревня Федково, ноябрь, 2010.

Старшие ребята Саша и Миша «играют» с Ваней, младшим воспитанником.

Псковская область, деревня Бельское Устье, август, 2007.