World Press Photo 2012

В Нидерландах подведены итоги World Press Photo 2012. Они кажутся значительно интереснее прошлогодних. И не только потому, что тема изображения смерти во всех ее видах как будто отступила на второй план. Скорее потому, что среди занявших призовые места работ обнаруживается куда большее разнообразие взглядов, точек зрения, национальных традиций фотографирования и запечатленных уголков мира. А еще в том, как представлено постсоветское пространство: три автора-победителя из России, а также несколько серий о жизни нескольких наших бывших республик.

1st prize Spot News Singles

Yuri Kozyrev, Russia, Noor Images for Time

Rebels in Ras Lanuf, Libya, 11 March

1-е место в категории «Срочные новости. Одиночный снимок»

Юрий Козырев, Россия, агентство Noor Images для журнала Time

Повстанцы в Ран-Лануф, Ливия, 11 марта

В течение нескольких недель повстанцы сражались против ливийского лидера Муаммара Каддафи с надеждой, что мир придет к ним на помощь.

Однако у меня лично результаты не вызвали особенного энтузиазма — скорее сдержанный оптимизм. Ведь нынешний WPP, хотя и явно находящийся в поиске, пока что показывает все те же проблемы современной пресс-фотографии. В частности — замкнутость на узкокорпоративных интересах. Целые пласты жизни и возможности ее отражения, включая самые новаторские, оказались исключенными из поля интересов конкурса.

Напомню историю. Фонд World Press Photo был основан в 1955 году. В первый раз в конкурсе участвовало 42 автора из 11 стран мира. Они представили около 300 снимков. Для сравнения: в этом году в WPP приняло участие более пяти тысяч фотографов из 124 государств, приславших более 101 тысячи снимков; лауреатами стали 57 фотографов из 24 стран.

Конечно, нам в этом году интереснее всего смотреть, как именно представлены российская фотография и постсоветская тематика. В 2012-м конкурс принес награды Юрию Козыреву, Александру Гронскому и Александру Тарану. В жюри также входил Андрей Поликанов — бывший фоторедактор московского корпункта Time, а с 2007-го директор фотослужбы журнала «Русский репортер». Юрий Козырев был удостоен первого приза в номинации «Срочные новости. Одиночный снимок» за снимок повстанцев из Ливии.

Александр Таран занял первое место в категории «Спорт. Истории» с серией о турнире по уличным «боям без правил». Неожиданной для многих оказалась третья премия в номинации «Повседневная жизнь. Истории», врученная Александру Гронскому за серию «Пастораль» (этот автор считается у нас больше представителем современного искусства).

Кроме того, Россия, Украина и Казахстан «засветились» на рекордном числе снимков: мы увидели медведя на Новой Земле Дженни Росс, ресторанных шансонье в «сочинском проекте» Роба Хорнстры, «новых амазонок» из группы Femen Гийома Эрбо, украинскую комнату для допросов, снятую Дональдом Вебером, наркозависимую украинскую проститутку Марию из Кривого Рога, запечатленную Брентом Стиртоном, и участников ритуалов народной казахской целительницы Апашки на снимке живущего в Амстердаме фотографа Павла Прокопчика.

Если рассматривать эти снимки единым блоком, то можно увидеть — как сквозь фокусирующую, направляющую взгляд линзу — многие из достоинств и недостатков конкурса 2012 года. Главное достижение — это, наверное, явный интерес к жизни людей из самых разных стран мира. Кстати, и сам состав жюри под предводительством Эйдана Салливана также показался более интересным, однако в нем по-прежнему очень много людей, входящих в западный масс-медиа-истеблишмент, что во многом определяет выбор.

Что касается России, то мы как будто отчасти остаемся страной, на которую смотрят сквозь призму привычных клише, не сказать, впрочем, что совсем не имеющих отношения к нашей жизни: медведи и «сильные мужики», природа и заброшенные пространства. Но через сам этот как бы слегка орнаментализирующий взгляд пробиваются в проектах-победителях нюансы той самой жизни, которая любопытна и нам — как «местной» аудитории.

Мы видим ее каждый день — фоном, шумом, привычкой — и парадоксально не успеваем заметить в суете и потоке информации. Так фотография возвращается к своей главной функции, о которой писали многие ее теоретики, — «оптического бессознательного», делающего заметным «потерявшиеся» детали повседневности.

Эти «черты действительности» обретают зримость в проектах и отечественных, и иностранных авторов, снимающих Россию. Так, любопытно узнать, что в Петербурге есть снятый Тараном конкурс, со всеми его отсылками к перестроечным бандитским стрелкам и в то же время с современной то ли «цивилизованностью», то ли приглаженностью смыслов.

Гронский действительно подмечает что-то про «отдых на окраинах», что мы чувствуем не головой, а эмоциями, сердцем, — про современную заброшенность людей и замусоренность природы, но и про пробивающуюся в любых условиях частную жизнь, про «недотехнологизированность», «недоглобализированность» России, позволяющую наслаждаться неяркими, некричащими, «своими» красками так же, как это делали наши родители.

И уж конечно, вполне узнаваемыми и в то же время чуть новыми, прошедшими сквозь призму остраненно-внимательного взгляда «чужака»-автора, оказываются все эти певцы в сочинских ресторанах с их соединением застывшего во времени позднесоветского колорита и черт немосковской, за пределами МКАД, жизни.

Рассматривая эти снимки, испытываешь всю гамму ощущений: и возврата к настроениям начала 90-х в нынешней России, и недопроговоренности реальных проблем, и появившегося у нас сейчас интереса к своим темам и людям, и рождающегося в поле между лакировкой и чернухой сложного, критического, задумывающегося о действительности взгляда.

Но довольно удивительно при этом, что более острая тематика: социальные язвы, проституция, нарушение прав задержанных — столь явно сместилась в данный момент на WPP в сторону Украины. И тут поневоле начинаешь размышлять о том, а насколько реально отражают степень и тяжесть проблем в разных странах мира современная «глобализированная» пресс-фотография и WPP, представляющий из нее выжимку. Что именно они улавливают?

Степень травмированности объекта съемки? Социальный заказ? А возможно, присутствие в жюри людей из конкретных стран и изданий? И не становится ли важнее — при нынешнем устройстве конкурса, не особенно поощряющем четкое проговаривание ответов на такие вопросы, — поддержать «своего» (свое издание, свою гильдию, свое государство), чем следовать этике «без границ»?

И ставится ли вообще вопрос о грани между действительно необходимой со стороны международного сообщества социальной критикой, на которую часто не решаются местные авторы, и попыткой одной культуры самоутвердиться за счет более далекого и более страдающего, превращая его рубище в «художественную выразительность»?

Об этом думаешь, глядя на снимок с приставленным к виску пистолетом у Вебера, кажущийся то ли важным заявлением о действительном нарушении прав, то ли художественной постановкой, то ли соучастием фотографа в преступлении. И поневоле вспоминаешь о моральных терзаниях Эдди Адамса, на чей снимок «Расстрел вьетконговца» здесь есть столь явная аллюзия.

Эти же вопросы возникают и при взгляде на снимок, взявший гран-при. На фотографии испанца Самуэля Аранды мы видим йеменскую женщину, сидящую внутри мечети, переоборудованной в военный госпиталь. Она держит на руках своего раненного во время антипрезидентской демонстрации в Сане родственника. На фоне гран-при WPP прошлых лет этот снимок кажется более интересным, некоторые даже считают его «лучшим за последние 10 лет»: он работает без текста, не бьет по эмоциям.

При этом он одновременно типизирует реальность, выводя ее в план понятных большинству моральных норм и визуальных формул, и дает к ней мощную привязку (резиновые перчатки производят очень сильное впечатление). По словам Салливана, жюри хотело показать главную тему года — «Арабскую весну» — сквозь призму интимной, личной истории. И вроде бы, это удалось. Но в том, как устроен этот снимок, есть какая-то странность.

С одной стороны, фотография вроде бы отсылает к общечеловеческим представлениям о гуманности: раненый воин и заботящаяся о нем женщина — топос, общий для всех культур мира. Снимок несет в себе мощный антивоенный заряд и, вроде бы, позволяет соотнести происходящее в одной стране с едиными для всех моральными нормами, о которых так просто забыть в пылу борьбы.

Или в угоду политической выгоде — ведь практически каждый диктатор пытается вешать своему народу на уши лапшу про «особый путь», ради которого можно отринуть ценности обычной жизни, а также отлакировать реальность. Но с другой стороны, «общечеловеческие» нормы разбиваются о композицию: фотография, как уже неоднократно отметили критики, отсылает к конкретной теме в христианской иконографии — pietà.

Эта живописная эмоционально-визуальная формула, к тому же показанная на фоне нейтрального задника, как будто вторгается в иную культуру — иную по вере и по художественным традициям. При этом лицо женщины закрыто черной чадрой, и этот цвет пугает европейца (в одной из российских статей ее даже назвали «саваном»). Она отсылает и к клишированным, формульным представлениям об исламе и выдает скорее страх западной культуры перед современным Востоком, его непонятностью и чуждостью, чем желание его понять. Именно этот неосознанный страх часто блокирует проявление интереса, заставляя занимать отстраненную и чуть высокомерную позицию «истинно цивилизованного человека».

Члены жюри утверждали, что хотели показать важность для «Арабской весны» роли женщин, но мы не получаем информации о жизни этой конкретной женщины. Она может быть активной, счастливой или действительно ужасной. О последнем мы много читаем сейчас в публикуемых дневниках и мемуарах авторов, вырвавшихся из воюющих африканских и азиатских стран: унижение, давящая и душащая иерархичность больших семей, ранние браки.

Кстати, на нынешнем WPP есть репортаж Стефани Синклер «Девочки-невесты», из которого мы узнаем, что половина йеменских женщин выходит замуж в детском возрасте (первое место в категории «Повседневная жизнь. Истории») и который перекликается со знаменитой книгой Нуджуд Али «Мне 10 лет, и я разведена». Читаем, но не видим. Снимок Аранды кажется «недокрученным» потому, что работает по совершенно живописным законам, во многом игнорируя особенности фотографического взгляда: зависимость от неожиданной детали, иную работу с эмоцией, заинтересованность не только в общечеловеческом и типическом, но и в социальном, точнее, в их переплетении, просвечивании друг через друга.

Это то, что так хорошо удавалось, например, реформатору с камерой Якобу Риису. Его знаменитая «Женщина в полицейском участке. Доска вместо постели» ведь тоже весьма «живописна», но в ней есть два ингредиента, отсутствующие в снимке Аранды: внезапность вскрывающего привычную реальность смысла и глубочайший интерес к жизни героини за пределами кадра.

Эта подмена «картинностью» собственно фотографии, как и смычка искусства и глянца с документальностью, — тенденция последних лет. Она видна практически во всех репортажах, рассказывающих об «Арабской весне» на WPP. А также во многих других — например, в изображениях цунами и землетрясения в Японии, концентрирующихся на природе и не дающих представления ни о техногенной катастрофе (аварии на АЭС), ни о японском характере, преодолевающем испытания с особой стойкостью.

Выбор имен, кстати, здесь весьма предсказуемый: Алекс Майоли, Паоло Пеллегрин, Юрий Козырев. И ведь не то чтобы их работы неинтересны — просто они как будто чуть излишне художественны, не вполне пробиваются к сырой, неотобранной, не пропущенной сквозь сито авторского отбора реальности, к общественно-исследовательским смыслам фотографии. Кстати, есть здесь и исключения, как, например, кадр из Северной Кореи Дамира Саголи («Повседневная жизнь», первое место, одиночные кадры), который одновременно и живописен, и наполнен историческим, социальным содержанием.

Альтернативой арт-репортажу, как и в прошлом году, стало шокирование зрителя. В 2012-м самые ужасающие снимки оказались стыдливо загнанными в самый низ списка призеров, но они есть. Именно там, например, можно найти серию иранца Эбрахима Норузи, повествующую о казни через повешение в его стране, и как ни странно, и ч/б, и сам выбор темы кажутся здесь оправданными, важными, кричащими тем неслышным криком, который, очевидно, слышал внутри себя сам фотограф.

Смотреть на них необычайно трудно — как трудно смотреть на репортаж, снятый Ли Миллер у печей концлагеря. Эта же серия дает и вторую альтернативу — повествование о своей культуре, поданное сквозь призму разнообразия мировых визуальных традиций. Когда японский автор снимает эпические полотна о последствиях цунами (Коичиро Тезука, а также Ясуоши Чиба), египтянин Мохаммед аль-Лоу — Хосни Мубарака на носилках в здании суда, ирландец Рэй МакМанус — матч регби, а американец Джон Мур — выселение из квартир жертв кризиса в США, получается очень убедительно. В работах призеров конкурса стало также больше яркости и тонкого юмора.

В целом от World Press Photo 2012 остается странное впечатление-послевкусие. Оно какое-то расплывчатое и вполне благостное, особенно при сравнении с прошлогодним фотосмотром. Совершенно очевиден поиск новых форм и жанров крупными информационными брендами на фоне сильного мирового кризиса журналистики. И очень, конечно, приятно, что наши вполне достойно смотрятся рядом с профессионалами других стран. Однако World Press Photo продолжает пробуксовывать.

В связи с новой ситуацией с глобализацией, доступностью информации, иными способами репрезентации фотографии в Сети как будто обнажились прежние швы и «недоговоренности» самого конкурса. Например, на что он ориентируется: на фоторепортаж или все-таки на всю пресс-фотографию? Окончательно вернуть конкурсу жизнь, мне кажется, можно будет только тщательно отрефлексировав изменившуюся мировую ситуацию и достаточно сильно перетряхнув сами его основы — формулирование миссии и принципы отбора жюри, пока что нацеленные на сохранение статус-кво в нестабильной ситуации.

Андрей Поликанов, член жюри:

– С чем связаны более интересные результаты в 2012 году?

– Думаю, разнообразие во многом связано с составом жюри. Очень хорошо, что пригласили Койо Коуох из Сенегала, так как она совсем не из индустрии. Вот она дала иной поворот, ее рассуждения. Это эксперимент, очень интересный. Конечно, это и заслуга председателя.

– Почему жесткая социальная критика сместилась в сторону Украины? Потому что в жюри член из России?

– Не поэтому точно! У нас была проблема: после первого тура нам оставили всего 7 тысяч фотографий. В прошлом году — 20 тысяч. Мы высказали по этому поводу свое мнение: этого недостаточно. Потому что я, например, представляю, сколько проектов ушло и какие они были. Острых российских проектов среди этих 7 тысяч не было. Если бы из России был репортаж, как тот, про украинский участок, я был бы просто счастлив. Потому что поднимать такие темы нужно точно.

– Наши вообще посылали серии с более острой общественной или политической проблематикой?

– Наши посылали и более жесткие серии. Я сам рекомендовал их посылать.

– Прокомментируйте выбор Гронского. Это пресс-фотография?

– Знаете, я видел первые кадры, которые потом вошли в проекты «Пастораль», «Окраины», «Границы». Он же изначально работал на репортерские журналы, хотя сейчас, возможно, он не выставляет эту часть своей биографии вперед. Это просто показывает степень его свободы выражения. Мне кажется, любой журнал такие работы должен принять.

– В этом году было явно больше интересных авторов местных, из самых разных стран.

– Это точно. Это было очень интересно. Пояснения членов жюри из Японии, Сенегала были очень важными.

– Стоит ли брать в жюри больше людей не из индустрии СМИ?

– Нельзя совсем без людей из индустрии. Конечно, у нас во многом замылены глаза. Но брать только людей из арт-галерей мы не можем — для этого есть Арль, «Фотофест», огромное количество площадок. А в репортаже фактически их нет, их всего две: Visa pour l’image и World Press Photo. Но вообще в этом году из индустрии выпадают еще отчасти Кожи Ойоки, Стив Пайк, Джоэл Сарторе. То есть четверо не вполне в индустрии. Это многое поменяло.

– От кого зависит состав жюри?

– Выбор зависит от самого фонда World Press Photo. В жюри не случайные люди — фонд давно с ними работает, их очень много по миру, они на заметке. В этом году фонд явно попытался расшевелить конкурс, внести больше разнообразия.

– Должны ли быть перемены в World Press Photo? Может быть, о конкурсе просто нужно больше высказываний — со стороны исследователей, критиков. Сами члены жюри должны побольше размышлять о нем?

– Мне кажется, да.

 

World Press Photo of the Year 2011

Samuel Aranda, Spain, for The New York Times

A woman holds her wounded son in her arms during protests against president Saleh,

Sanaa, Yemen, 15 October.

Фотография года.

Самуэль Аранда, Испания, для The New York Times.

Женщина держит раненого сына во время акции протеста против президента Салеха, Сана, Йемен, 15 Октября.

1st prize Arts and Entertainment Stories

Rob Hornstra, The Netherlands, Institute for Artist Management

The Sochi Project: Sochi Singers

1-е место в категории «Искусство и развлечения. Истории»

Роб Хорнстра, Голландия

Проект «Сочи»: певцы.

Марика Баджур поет в ресторане «Евразия». Южный российский город Сочи расположен на берегу Черного моря и привлекает преимущественно российских отдыхающих, приезжающих на смесь солнца, моря, песка и ночных клубов. Ресторанов много, конкуренция очень жесткая, поэтому каждый ресторан предлагает живую музыку — взрывной русский шансон и попсу.

1st prize Contemporary Issues Stories

Stephanie Sinclair, USA, VII Photo Agency for National Geographic magazine

Hajjah, Yemen, 10 June 2010

1-й приз в категории «Вопросы современности. Истории»

Стефани Синклер, США, для журнала National Geographic

Йемен, 10 июля 2010

Тахани (в розовом платье), выданная замуж за Маджеда, когда ей было 6 лет, а ему 25, позирует с бывшей одноклассницей, такой же малолетней невестой. Почти половина всех женщин в Йемене были выданы замуж в детском возрасте. Браки с детьми запрещены во многих странах, международные соглашения запрещают подобную практику, но эта традиция по-прежнему существует на разных континентах, в религиях и кастах.

1st prize General News Singles

Alex Majoli, Italy, Magnum Photos for Newsweek

1-е место в категории «Общие новости. Одиночный снимок»

Алекс Майоли, Италия, агентство Magnum Photos для Newsweek

Протестующие плачут, поют и кричат на Каирской площади Тахрир после речи президента Египта Хосни Мубарака, в которой он сказал, что не откажется от власти. Каир, Египет, 10 февраля.

2nd prize General News Stories

Paolo Pellegrin, Italy, Magnum Photos for Zeit Magazin

Tsunami aftermath, Japan, 14 April

2-е место в категории «Общие новости. Истории»

Паоло Пеллегрин, Италия, агентство Magnum Photos для журнала Zeit

Япония после цунами, 14 апреля 2011

Землетрясение силой 9 баллов, произошедшее на северо-восточном побережье Японии, привело к образованию чрезвычайно разрушительных волн цунами высотой до 38 метров, которые обрушились на Японию на расстояние до десяти километров вглубь страны. Более 28 000 человек погибли или пропали без вести, разрушено или сильно повреждено более 125 000 зданий.

1st prize Nature Singles

Jenny E. Ross, USA

Novaya Zemlya, Russia, 30 June

1-е место в категории «Природа. Одиночный снимок»

Дженни Росс, США

Россия, Новая Земля, 30 июня

Самец белого медведя поднимается над океаном по скале на острове Оранский, в северной части Новой Земли, во время охоты на морских птиц. Этот медведь оказался на земле, так как более не может охотиться на свою обычную добычу, потому что морской лед растаял по всему региону и отступил далеко на север в результате изменения климата.

 

2nd prize People in the News Singles

Tomasz Lazar, Poland

Arrest of protesters in Harlem, New York City

2-е место в категории «Люди в новостях. Одиночный снимок»

Томаш Лазар, Польша

Арест демонстрантов в Гарлеме, Нью-Йорк, во время демонстрации против несправедливого распределения доходов. США, Нью-Йорк, 25 октября.

1st Prize Portraits Singles

Laerke Posselt, Denmark

Iranian-born Danish actress Mellica Mehraban, Copenhage, 4 May

1-е место в категории «Портреты. Одиночный снимок»

Лаерке Посселт, Дания

Рожденная в Иране датская актриса Мелика Мехрибан, Копенгаген, 4 мая.

27-летняя Мелика Мехрибан выросла в Дании, но дебютировала как актриса в Иране в 2011 году. Играя ведущую роль злодейки в шпионской драме «Охота на лис», она узнала о обычаях ее родной страны.

2nd prize Sports Stories

Adam Pretty, Australia, Getty Images

Divers practice during the 14th FINA World Championships at the Oriental Sports Center in Shanghai, China, 17 July

2-е место в категории «Спорт. Истории»

Адам Прети, Австралия, агентство Getty ImagesТренировка дайверов во время 14-го Чемпионата